По материалам "Собеседника" за 2006 год

Борис Дмитриевич Давыдов...
Полковник ВВС в отставке...К лацкану пиджака Бориса Дмитриевича Давыдова приколот крохотный значок: в ромбике - ядерный гриб. Это свидетельствует о том, что обладатель значка имеет непосредственное отношение к разработке атомного оружия.

Уходил на пенсию в Смоленске, налетав около 7 тысяч часов. Свой «скелет в шкафу» он скрывал долгие десятилетия. Родители и жена Бориса Дмитриевича ушли из жизни, так и не узнав, что он принимал участие в первом в СССР воздушном испытании атомной бомбы в Семипалатинске. Именно оно явилось основой для принятия решений об оснащении ВВС ядерным оружием, серийном производстве атомных бомб типа РДС-3 и самолетов-носителей Ту-4.

....Воспоминания...( отрывки взяты с http://www.uvao.ru/ )

Как я стал служить в 203-м полку?
После училища прошёл курсы усовершенствования, и получил назначение в Смоленск в 50-ю Воздушную Армию. Конец войны практически совпал у нас с окончаим учёбы, мы беззаботно радовались Победе, а здесь, в Смоленске, почти весь город был в руинах, только в самом центре оставались кое-какие здания. Вот как тяжело досталась Победа!

Из Смоленска меня направили в 203-й гвардейский полк дальней авиации, размещавшийся на аэродроме Балбасово, что под Оршей. При аэродроме до войны было построено четыре дома для лётного состава, из них сохранился только один. Так что большинству семейных офицеров приходилось жить у местных по деревням, ютиться в мазанках, в землянках, в теплушках. Аэродром также был практически весь разрушен. Даже электричество к нему не было подведено. Кроме того, самолётный парк состоял из устаревших «Пе-8».

Требовалось все восстанавливать, менять в кратчайшие сроки. И это было сделано. Не прошло и года, как взлётная полоса была восстановлена, устаревшие самолёты ¬списаны, а мы стали летать на «Либерейтерах», «Б-24» и «Б-25» – относительно современных машинах, поступивших из Америки. Но это было при Рузвельте: сменился политик, и сменилась политика. Теперь США если и проявляли миролюбие к Советскому Союзу, то только внешне, и перед нами встали задачи, направленные на предотвращение новой большой войны.

В мае 1950 года в Балбасовский гарнизон из Москвы пришёл приказ об отправке на новое место назначения почти 50ти человек...Значился в этом списке и Давыдов...
Новым местом назначения оказался посёлок Багерово под Керчью.Там располагался 71ый полигон ВВС, где проводились учебные полёты, предшествовавшие настоящим ядерным испытаниям под Семипалатинском..

Документы нам вначале выписали до Харькова, потом до Симферополя, и только на последней станции пересадки, в Джанкое, мы узнали от старшего группы, что едем в Багерово.

Добрались туда мы посреди ночи поездом Симферополь – Керчь. Наши документы проверили, и указали нам на двухэтажное здание общежития, где и надлежало разместиться. Утром Родионов поехал в штаб и доложил командованию о нашем прибытии. Штаб находился как раз напротив общежития, его прикрывал базировавшийся через дорогу от нас 513-й истребительный авиационный полк.

Когда мы впервые приехали на полигон, бросилось в глаза, что вся территория и объек¬ты на ней огорожены колючей проволокой, и по¬чти у каждого объекта имеется свой КПП. То есть близко не было такого, чтобы взял пропуск – и ходи, где хочешь. Каждый занимался только своим делом в своём строго отведённом для этого месте.

Все письма из Багерово шли через Москву - не дай Бог, кто из военнослужащих проболтается родным, чем занимается....
Организацией безопасности занимался Берия...Все знали, к чему их готовят, не знали, кто именно примет участие в испытаниях..
В Багерово собралось 4 экипажа:два местных и два из-под Винницы.
В конечном итоге сформировали 2 экипажа и в июле 1951 года перебросили их под Семипалатинск.

............
"Меридиан" (Белгород)
48(203) от 28-11-2006

Борис Давыдов – единственный уцелевший из всех членов сверхсекретного экипажа. Пятьдесят пять лет назад он сбрасывал на Семипалатинский полигон отечественную ядерную бомбу
Этот день он запомнил на всю жизнь, в мельчайших деталях. Но тайну своего боевого задания Борис Дмитриевич раскрыл лишь спустя сорок с лишним лет. Его родные даже не догадывались, что Герой Советского Союза стал одним из первых, кто испытал на себе ядерный взрыв.

В засекреченном бараке

Борис Дмитриевич – человек старой закалки. Пережил ленинградскую блокаду, воевал на фронте. Ему, обычному советскому пилоту, было под тридцать, когда вдруг его вместе с другими членами экипажа отправили в далекий Казахстан. Был июнь, но в это лето Борису Давыдову было не до отдыха и развлечений.

– Нас поселили в специально отведенном месте – в бараке за колючей проволокой. Хотя этот барак, наверное, больше походил на казарму. Обстановка скупая: койки, тумбочки, душ. Рядом организовали волейбольную площадку, – вспоминает Борис Дмитриевич.

С этой территории – ни ногой. Первым делом – тренировки и отработка боевого задания. Надо было наладить и проверить работу наземной аппаратуры, чтобы она принимала сигналы с самолета, даже если тот находится на расстоянии шестидесяти километров от цели. Рядом была и специальная стоянка для подвески ядерной бомбы РДC-3. Бомба была огромных размеров (мощность – 42 килотонны), к самолету ее присоединяли вручную. За несколько месяцев Борис Дмитриевич десять раз вылетал на тренировки.

А когда трудовой день оставался позади, засекреченные летчики отводили душу: пели частушки, играли в шахматы, нарды. Лишь один раз мужчин вывезли «на природу».

– Было 18 августа, День авиации, и нас повезли на берег реки. Место, видимо, выбрали специально: далекое, на крутом обрыве. Дали сухой паек, рыбалку устроили... Это был единственный наш день, когда мы загорали, купались, природой любовались. Тогда только и разглядели, как вокруг все красиво, орлы летают... – рассказывает летчик.

Бомбу охраняли чекисты

Ровно через два месяца настал день, которого ждали все. До последнего ни Борис Дмитриевич, ни его экипаж не знали, они ли полетят на самое ответственное задание в жизни. Дело в том, что экипаж для вылета тщательно отбирался. Сначала их было четверо, потом осталось лишь двое. Видимо, команда, где служил Давыдов, стала лучшей, и накануне всех их отвезли на инструктаж. Куда ехали, Борис Дмитриевич так и не понял. Уже сгущались сумерки, а от идущего впереди «газика» так пылило, что разглядеть что-либо так и не удалось. Летчикам строго-настрого наказали, чтобы во время взрыва они старались не упустить ни одной мало-мальской детальки и все-все запомнить.

– Это же все-таки было большое дело – первое воздушное испытание в СССР ядерной бомбы, никто толком тогда ничего не знал, как все получится. Хиросима и Нагасаки в расчет не брались, ведь своими глазами никто этого не видел.

За день до испытаний экипаж поехал на осмотр самолета. Боевую машину сдали на охрану КГБ. К шести утра РДС-3 подвесили на самолет, запломбировали и передали под расписку экипажу. На месте должны были остаться только летчики и технический персонал. Посторонних – никого, только в случае непредвиденной накладки и с разрешения чекистов.

И вот настала роковая минута. Вылет назначен на семь утра, волнение – «отставить». Взлет. Прекрасная погода выдалась в то непростое утро, вовсю светило солнце. В течение двух часов самолет ТУ-4 набирал нужную высоту в десять тысяч метров. Мишень – Семипалатинский полигон – просматривалась прекрасно. Там все было готово к невиданной доселе атаке. Макеты гражданских и военных объектов, даже списанные самолеты стояли там для правдоподобия.

Взрывная радуга

– Все шло хорошо, наземная аппаратура работала отлично. Хотя сзади нас летели дублеры – тот самый экипаж, что тоже готовился к этому заданию. Если бы наши сигналы аппаратура на земле не улавливала, он бы взял это на себя, а мы бы сбросили бомбу. Но сбоев не было, и им был дан отбой. До места нас сопровождали военные истребители.

Борис Дмитриевич наводит прицел – и бомба летит на цель.

– Первое, что мы ощутили - это всплытие на большую высоту, ведь бомба весила немало. Люки закрыты, погасли сигнальные лампы. Я включил секундомер, чтобы точно зафиксировать, когда появится вспышка. Мы надели маски, чтобы дышать чистым кислородом, надели черные сварочные очки, специальных-то тогда не было. И вот мы увидели мощную вспышку внизу. Вернее, как увидели, скорее, ощутили. Нам сказали, что даже в очках надо зажмурить глаза, настолько ярок был свет. Вспышка длилась две-три секунды, затем пришла первая ударная волна. Тряхнуло нас очень сильно... потом вторая волна и третья, самая слабая. Лишь после этого мы осмотрелись. Самой большой радостью на тот момент для нас стал голос командира: «Обороты двигателя нормальные» – значит, летим!

А вот что потом, после приземления, описывали для начальства Борис Дмитриевич и его сослуживцы:

– Наверх быстро поднималась воздушная струя. И на высоте разрастался тот самый ядерный «гриб». Он, кстати, был очень красивым и переливался всеми цветами радуги.

Поздравить летчиков с успехом поспешил руководивший испытаниями генерал Комаров.

– Молодцы! – гаркнул генерал. – Вы хоть на метле полетите!

Лишь некоторое время спустя Борис Дмитриевич осознал, что мог и не вернуться из боевого вылета. Несмотря на то что самолет укрепляли и красили жароустойчивой краской, никто не мог предсказать, выдержит ли машина такое испытание. Тогда молодому пилоту было лишь безумно приятно слушать строгий и торжественный голос диктора, который сообщал о том, что «испытание было успешным... и принято решение приступить к серийному выпуску ядерного оружия».

– Мы же не знали ничего тогда, даже, к примеру, о том, как действует радиация. Нас проверили потом. Но мы об этом не задумывались, страшно не было, – говорит Борис Дмитриевич.

Тайну раскрыли американцы

Он единственный член экипажа, доживший до наших дней, другие давно уже умерли. После того вылета члены засекреченного экипажа не встречались. Все они хранили доверенную им государством тайну. Ведь еще тогда в бараке-казарме они не вели между собой никаких разговоров касательно бомбы. Борис Дмитриевич хранил секрет много лет.

– Мои родители умерли, так ничего и не узнав. Жена, с которой я познакомился на Смоленщине, тоже долгое время об этом не знала. Тайна открылась случайно: наши ветераны были с визитом в Америке у тамошних ветеранов. И зашел разговор об этих испытаниях, а наши ничего толком сказать про них не смогли. И когда американские бойцы приехали к нам с ответным визитом, мне позвонили и пригласили на выставку самолетов в Монино. Спросили, сохранилась ли у меня летная форма. И я в первый раз дал там интервью на фоне ТУ-4.

И, кто знает, если бы не любопытство американцев, летчик Давыдов до сих пор хранил бы тайну того взрыва. А к нападкам на ядерное оружие и его испытаниям он относится по-военному и чуть-чуть философски.

– Не проведи мы тогда эти испытания и не заяви мы миру о том, что в Советском Союзе будут выпускаться ядерные бомбы, неизвестно, как бы все сложилось. Ведь в Америке вряд ли понимали в те времена, что, сбрось они на нас ядерные бомбы, эта катастрофа отразилась бы и на них. А так наши испытания даже укрепили мир, потому что напасть безнаказанно стало нельзя.

В восемьдесят один год Борис Дмитриевич хранит завидную бодрость духа. Это, он считает, идет от крепости физической.

– Главное – это движение, никогда нельзя сидеть на месте и унывать.

.........
http://www.rabochy-put.ru

Впервые за два года Давыдов получил отпуск. И премию в 10 тысяч рублей. Тогда Борис Дмитриевич осуществил свою мечту - купил первый автомобиль.

Потом служба продолжилась. Было все: и освоение Арктики, и посадка на ледовые аэродромы, и дозаправка в воздухе, а испытание бомбы стало для него первым и последним, но одним из самых ярких впечатлений жизни.

Странно, что на заметку практически никто не отреагировал...Здесь ведь многое не стыкуется в фактах...